Золотофонные росписи Беседа с художником-иконописцем Дмитрием Трофимовым.
Журнал «Благоукраситель» № 40, 2013 г.Царьград... Древняя Византия... При этих словах перед мысленным взором встают величественные храмы, словно заключившие внутри себя солнце – столько золотого света струится с их стен. Средоточие этого света – лики Спасителя, Богородицы, святых...
Роспись храма в честь Успения Пресвятой Богородицы в с. Истомино
Художник Дмитрий Трофимов, руководитель мастерской «Царьград», признается, что ему ближе всего искусство Византии XI–XII веков. За последнее время мастерской было создано несколько золотофонных храмовых росписей.
– Не «давит» ли обилие золота на молящихся в храме?
– Золотой фон росписей создает совершенно особое ощущение пространства. Первый храм, расписанный нами таким образом,– это церковь Рождества Пресвятой Богородицы в Дивеево, где почивают мощи преподобных Александры, Марфы и Елены. Роспись этого храма стала для нас серьезной задачей. В самом деле: как решить пространство, высота которого два с половиной метра в верхней точке? По сути, это храмкрипта. Как придать ему свет, торжественность и в то же время легкость? Мне нравятся росписи на синих, особенно – темно-синих фонах. Но это цвет сдержанный, трагический, аскетичный. А золотой фон – это радость. Преподобные упокоились в вечной радости.
– Фон в росписи – это образ неба?
– Да. Но символика может быть различна: небо может
быть райское, белое: этот цвет – образ чистоты, домирной вечности. Синее – в разных вариациях, от светлосинего, серосинего до практически черного... Многие храмы Византии конца XIV – начала XV века были украшены росписями на почти черных фонах – это фактически рефть, иногда не видно даже следов голубца.
Та эпоха – время заката империи. Мы можем предположить, что это было некое настроение – ощущение конца своей истории: как народа, как центра мира: ромеи могли думать, что и земная Церковь на этом закончится, наступит апокалипсис – отсюда черные фоны... А золотой фон – это небо, но не то, которое мы видим, а небо, в которое вознесся Спаситель.
Иконостас храма Прп. Сергия Радонежского на Куликовом поле (Фрагмент)
Золото – символ Божества, Божественной славы, Божественного света. Это нетварное небо – Царствие Небесное. Все говорит о том, что здесь наша жизнь не заканчивается. Радость о том, что существует Царствие Божие, передается нам благодаря этой символике. Это не околоземное пространство, не черный и страшный космос, который нас окружает, а золотой небесный мир, который мы все надеемся обрести и соединиться со Христом. В храмах очень часто бывает, что только часть фонов золотые. Золотой цвет мы видим в самых сакральных местах: в конхе алтаря, вокруг изображений Пресвятой Богородицы, Спасителя...
– Существовали ли в истории золотофонные храмы?
– Да. Такие росписи появились в Сербии в XIII–XIV веках. Эти храмы украшены не мозаикой, а именно росписью. Стены покрыты сусальным золотом. Для меня было очень важно увидеть их воочию. Лучше всего такие храмы сохранились на юге Сербии – в монастыре в Сопочанах, это почти граница с Косово. Там гигантский университет мусульманской культуры – город фактически уже не сербский... В монастыре Студеница, на юге от Белграда, росписи конхи алтаря и праздники выполнены на золотых фонах, а нижние регистры – синефонные. Это тоже XIII век. И монастырь Милешево – где находится знаменитая фреска «Белый Ангел» – там тоже золотые фоны, хотя сохранность хуже. Для художника важно знакомство именно с реальными храмами. Совершенно по-другому можно оценить эпоху, когда ты реально видишь греческие, сербские, римские храмы. Я всегда езжу со своими колерными выкрасками и прикладываю их к старинным фрескам.
Роспись алтаря храма Рождества Богородицы в Свято-Троицком Серафимо-Дивеевском монастыре
– Почему золотофонные храмы возникли именно в Сербии?
– Сербия – страна, которая в XIII веке решила занять место Византии. Константинополь был захвачен крестоносцами, и Сербия на тот момент стала самым мощным православным государством. Но чтобы стать преемницей Византии, Сербии надо было достичь ее культурного уровня. Это некое подсознательное стремление: народ чувствует, что в культурном смысле должен достичь уровня той страны, рядом с которой хочет встать в истории. То же самое произошло с Сицилией. Это маленькое, фактически разбойничье государство, образовавшееся в XI веке, которое постоянно грабило Италию и Византию, в значительной мере впитало византийскую культуру. Дошедшие до нас мозаичные комлексы – в Палермо, Монреале, Чефалу – взяты оттуда. У сербов не было средств на великолепные мозаики, подобные византийским. И они стали покрывать позолотой стены. Остальное была роспись – гдето фреска, а в основном клеевая краска.
– В каких еще храмах вы выполнили росписи с золотыми фонами?
– Недавно мы закончили роспись храма XVIII века классической архитектуры, расположенного в селе Истомино под Тарусой. Это большой храм, монументальные росписи, основой для которых послужила живопись комниновской эпохи. Также мы украсили золотофонной росписью крестильню при храме Ризоположения на Донской улице, в Москве.
– Среди ваших работ – не только золотофонные росписи?
– Да. Например, совсем недавно мы завершили настенные росписи в храме Святой Троицы на Борисовских прудах. Мастерская «Царьград» работает с 2007 года. За это время мы написали иконостасы нескольких храмов. В их числе: храм Преподобного Сергия Радонежского на Куликовом поле, храм Великомученика и целителя Пантелеимона в Красногорске, храм Воскресения Христова во Владимире. Интересная работа – иконостас церкви в честь иконы Божией Матери «Знамение» на Шереметьевом дворе. Эта церковь – практически копия храма Покрова в Филях. Памятник, охраняемый государством. Сложно представить в нем убранство в каком-либо стиле, кроме конца XVII – начала XVIII столетия. Мы брали за образцы иконы, которые писались в эту эпоху.
Образ Иоанна Предтечи. Фрагмент росписи алтаря храма Рождества Богородицы в Свято-Троицком Серафимо-Дивеевском монастыре
– Расскажите немного о художниках мастерской «Царьград».
– Я окончил Суриковский институт. Параллельно учился иконописи в реставрационном центре Грабаря у Адольфа Николаевича Овчинникова. То есть выбор «кем быть» я сделал в самом начале профессионального пути. Сразу после окончания института приступил к росписи храмов. Первой работой стал алтарь Преображенской церкви в Ботаническом саду Ялты. Потом, когда я служил в армии, мне удалось осуществить роспись церкви в нашей армейской части, которая находилась в Подмосковье, близ города Чехова. Сразу же после окончания военной службы принял участие в написании икон для центрального иконостаса Храма Христа Спасителя. Наша группа работала над праздничным и местным рядами икон, дьяконскими и царскими вратами. Расписывали также пилоны: выполнили сюжеты Вознесения и Преображения Господня. К 2007 году сформировался костяк мастерской «Царьград» – группа художников-единомышленников. Все иконописцы у нас имеют высшее художественное образование: Суриковский институт, Глазуновская академия и др., у некоторых есть высшее церковное художественное образование. Мы постоянно сотрудничаем с искусствоведами – например, они всегда принимают участие в разработке программы росписи.
– Кем должна создаваться культура иконописания: иконописцами-практиками, искусствоведами?..
– Это очень значимая и интересная проблема. Сегодня в мире есть две одинаково опасные тенденции – об этом, в частности, говорилось летом этого года на конференции, посвященной церковному искусству, ежегодно проводимой РАХ. Сегодня в России иконописью нередко занимаются люди без художественного образования, и уровень их работ вызывает сожаление. А на Западе – напротив, далекие от церковности художники, интересуясь христианской культурой, нередко берутся за храмовую живопись, ни внутренне, ни на богословском уровне не понимая предмета творчества. Многие художники думают, что они лучше понимают, как отобразить Священное Предание, – рамки канона кажутся им тесными от непонимания его существа. Здесь важна золотая середина. Безусловно, культура должна создаваться художниками-профессионалами. При этом они должны быть людьми церковными. Процесс творчества с трудом поддается анализу. Когда мы творим, пишем – да, мы говорим, что берем за основу некую эпоху. Но мы пишем так, как мы пишем. И если человек сможет осмыслить, пережить то, над чем он работает, – это уже не будет бездумным копированием. Разница между тем, кто слепо копирует, и тем, кто работает, основываясь на каком-то художественном стиле, – как между человеком, который свободно изъясняется на неком языке, и тем, кто пытается что-то сказать, поминутно заглядывая в словарь. Иконописец получает академическое художественное образование, затем овладевает языком иконописи – путем не только рассматривания образцов, но и калькирования. Выполнение кальки со старой иконы дает непередаваемое ощущение – ты словно общаешься с древним изографом. Чувствуешь: здесь у него много краски и какой-то подтек, здесь он нажал кисточку, здесь отпустил... Ты вживаешься в его ритм, его чувства – но остаешься художником XXI века, а не двенадцатого. У каждого человека своя энергетика, свое ощущение. Багаж изученных эпох, культур, и в то же время – опыт жизни в современном мире дают свои, особые ощущения ритмического, цветового, колористического строя. Все это становится отправной точкой, с которой начинается творчество.
Беседовала Алина Сергейчук
Издательство "ORTOX Русиздат" Журнал «Благоукраситель» № 40, 2013 г.